Появление карандаша в руках
маленького ребенка требует не только навыка
удерживать его, но и глубокой концентрации
внимания на процессе действия с этим карандашом
и листком бумаги, на попытке создать некое
конкретное изображение или хотя бы примитивные
каракули.
Антропологи считают, что начальной
формой письменности в подлинном смысле этого
слова является рисуночное письмо. Когда
первобытный человек хотел сообщить что-либо о
вещи, то он выражал это при помощи ее изображения,
например, на папирусе или камне. Так, мысль о
собаке он выражал, рисуя собаку. Каменные и
глиняные фигурки женщин, различные росписи на
стенах пещер, изображения мамонтов, оленей,
страусов, сцен охоты и т.п. представляют собой
продукты единого начала впоследствии
разошедшихся видов человеческой деятельности —
письма и изобразительного искусства. Итак,
рисуночное письмо являлось вместе с тем и
изобразительным искусством. Точнее говоря,
изобразительное искусство на начальной своей
ступени было единственной формой письма.
И все-таки рисуночное письмо лишено
непосредственной связи с языком. Оно фиксирует
не речь, а образное восприятие предметов.
Рисуночное письмо относится к эпохе
неандертальцев, когда складывались зачатки
членораздельной речи. При помощи рисунка человек
фиксировал не только конкретные образы, но и
отвлеченные понятия, которые выражались
наглядными средствами. Североамериканские
индейцы для обозначения понятия «жизнь»
рисовали змею, черепаха означала «успех»,
изображение двух соединенных рук — «дружбу»,
соединенные сердца — «любовь».
В символическом письме о целом
предмете сообщается с помощью изображения его
части. Например, желая сообщить о животном,
человек изображал на рисунке лишь голову этого
животного. Что если у детских «головоногих» есть
прародители — древние символические знаки
общения?! И именно эти забавные «существа»
выражают абстрагирующую работу развивающегося
мышления?
Первые детские рисунки, особенно
изображающие животных или предметы быта, часто
напоминают нам древние наскальные изображения.
Пиктографическое письмо постепенно
изменялось. От полного изображения предмета и
ситуации люди переходили к схематическому
изображению лишь некоторых деталей объекта. У
древних людей символическое письмо постепенно
подготовило переход к следующей ступени — иероглифической
письменности. Хотя каждый элемент записи —
иероглиф — картинно воспроизводит некоторые
характерные черты определенного предмета, тем не
менее это уже не обычный рисунок, а изображение
обобщенных представлений и понятий. Большая
часть иероглифических письмен египтян носит, с
одной стороны, символический характер, так как
они еще сохраняют в себе непосредственные
изображения действительных предметов. Но с
другой — они уже заключают в себе
фонетический элемент, так как обозначают
отдельные звуки. Иероглифическое письмо было
впоследствии заменено у большинства народов
сначала слоговым, а затем звуковым письмом,
представляющим собой систему знаков в виде букв.
Многие родители наблюдали попытки
детей «писать», то есть выполнять саму процедуру
письма. Ребенок садится к листу бумаги, берет в
руки карандаш и, делая мелкие движения кистью
руки, ведет безотрывную строчку каракуль слева
направо. «Я пишу тебе письмо, мамочка», —
констатирует малыш. Отличное занятие! Если еще
подкрепить его выполнением разнообразных
штриховок, то рука маленького писца скоро станет
совсем послушной. Но уже среди этих спонтанных
изображений может «случайно» возникнуть образ
настоящей письменной буквы. А то и слова, да
какого необычного для малыша! Он ведь не только
не подозревает, каковы значения любой из
написанных им букв, но и не знает значения
составленного из них слова!
Откуда, из каких глубин родовой памяти
все это возникло? Стоит только произнести вслух
название этих букв, как ребенок подхватит их,
словно вспомнит, и радостно станет хвастать: «Я
уже умею писать!». Не является ли и это явление
одним из подтверждений гипотезы о генетическом
происхождении человеческого языка? То есть,
выходит, ребенок появляется на свет, уже зная
язык, на котором ему предстоит говорить и писать,
но из-за временного несовершенства не может им
вполне воспользоваться! Остается только
терпеливо ждать прояснения языковой туманности
— «nebule» языка, как ее называла Мария Монтессори.
В статье «Предыстория развития
письменной речи» Л.С. Выготский рассматривал
детский рисунок как переход от символа к знаку.
Символ имеет сходство с тем, что он обозначает,
знак такого сходства не имеет. Детские рисунки —
символы предметов, так как они имеют сходство с
изображаемым, слово такого сходства не имеет,
поэтому оно становится знаком. Рисунок помогает
слову стать знаком. Выходит, с психологической
точки зрения мы должны рассматривать рисунок как
своеобразную детскую речь. «Рисование ребенка по
психологической функции есть своеобразная
графическая речь, графический рассказ о
чем-либо». Л.С. Выготский рассматривает
детский рисунок как подготовительную стадию
письменной речи.
Продолжение следует
